Ружья - наши и не наши

ДЛЯ меня, как, наверное, и для многих других охотников, в особенности городских, увлечение охотой в немалой степени было связано генетически с восприятием устных рассказов об охоте и чтением литературы о ней. Первой книгой об охотничьем оружии, которую я не просто прочитал - изучил в начале своей охотничьей жизни (рубеж 40-х и 50-х годов), был труд А. Толстопята "Охотничьи ружья и боеприпасы к ним". Сейчас не помню уже, содержалась ли в нём сравнительная характеристика зарубежных и отечественных моделей охотничьих ружей. Но помню точно, что в следующей книжке на ту же тему, прочитанной мною (название и фамилия автора выпали из памяти), такая характеристика была представлена вполне определённо: лучшие ружья - английские ("пёрде", "гринер", "голланд-голланд"), чуть уступают им бельгийские и значительно -немецкие; наши же "тулки" и "ижевки" не идут ни в какое сравнение ни с первыми, ни со вторыми, ни с третьими (различие между оружием, производимым серийно и изготавливаемым штучно, в книге не проводилось). Из самого факта столь смелых оценок автора заключаю, что его труд, вышедший из печати в 1947 г. (эта дата запомнилась), всё-таки чуть опередил начало в стране печально известной идеологической компании по борьбе с "космополитизмом".
Как бы там ни было, но точно такого же мнения о качестве "наших" и "не наших" ружей придерживались в то время и рядовые охотники, по крайней мере, те, с которыми общался или был просто знаком: "Нашими впору ворота запирать", -обмолвился однажды один такой мой знакомый. Правда, большинство этих людей об английских и бельгийских ружьях знали лишь понаслышке. Реальным же объектом их вожделения был немецкий "зауэр" (в особенности с маркой ствольной стали "три кольца"). На второе место они ставили "зимсон" ("меркель" был мало известен). Немало ружей этих моделей (как, впрочем, и других) привезли на родину в качестве трофеев демобилизовавшиеся фронтовики. Эти же ружья после войны страна получала из Восточной Германии, а затем из ГДР по репарациям.
Впрочем, в комиссионной продаже встречались иностранные ружья и других наименований. Помню, что, заглянув однажды по дороге из школы в охотничий магазин (наша семья жила в то время в Саранске), увидел на прилавке подержанное импортное ружьё ценой 1500 рублей - выше, чем новый "зимсон". Когда сообщил об этом своему соседу-охотнику Юре, он рассмеялся и сказал, что видел в Москве ружья по цене 10 тысяч. Эта информация помогла мне впоследствии переварить сообщение одного ружейного мастера о том, что "пёрде" стоит "поболе", если не вдвое дороже, "Волги".
Приблизительно через год представился случай сравнить по боевым качествам два ружья -"наше" и "не наше". "Нашим" было моё новенькое одноствольное "ИЖ-5" 16-го калибра, "не нашим" - двуствольная "двадцатка" неизвестной мне марки, очень старое и запущенное, с полными (в шейку) замками, со следами позолоты на гравировке колодки, с ложей из тёмного ореха. Стреляли в разворот районной газеты (формат нынешней "Комсомолки") на расстояние не меньше 30 метров патронами, снаряженными в латунные гильзы, дымным порохом, самодельной дробью (не мельче "тройки"), с пыжами из мятой газетной бумаги. В цель попало восемь дробин из моего ружья и, по крайней мере, втрое больше - из чужой "двадцатки". Этот результат ошеломил меня. Понимание того факта, что столь существенное превосходство дорогой (по всем признакам) импортной двустволки над дешёвой отечественной одностволкой обеспечила чоковая сверловка стволов (у ИЖ-5 ствол был сверлен под цилиндр), не утешало, и я долго находился под впечатлением происшедшего.
Через два года довелось испытать своеобразное чувство реванша. На этот раз подержанной импортной двустволке малоизвестной (и потому не запомнившейся) модели, принадлежащей знакомому охотнику, противостояли сразу два ИЖ-49, одно из которых было моим. Стреляли "шестёркой" из левых стволов в дощатый забор, окружавший территорию в то время ещё только строящейся саранской ТЭЦ-2. Обе "ижевки" положили дробь значительно гуще "иностранки". Я простодушно радовался этому результату, не придавая, опять-таки, значения тому факту, что ИЖ-49, по сравнению с соперничающим ружьём и чоки имело более узкие, и весило больше (на 200 г), и выглядело много хуже (со следами опиловки на колодке).
В дальнейшем я ещё дважды участвовал в подобного рода соревнованиях: в первом случае моё ИЖ-26 12-го калибра явно превзошло по кучности боя садочный "зауэр" (вес - 3500 г) и "гэко" того же калибра, во втором случае эта же "ижевка" сыграла вничью" по показателям боя с другим "зауэром", заметно уступив ему, однако, в отделке и в "экстерьере". Но - к этому времени я стал более опытным и искушённым в оценке охотничьего оружия. Кучность боя теперь воспринималась мною по аналогии с крепостью спиртных напитков: до 40 градусов допустимо и, при определённых обстоятельствах, - желательно, а выше - ни к чему. В памяти накопилось немало промахов при стрельбе пернатых в лёт накоротке из штучного ТОЗ-34 с чеками на оба ствола (нижний - 0,9 мм). Зато больше значения стал придавать другим характеристикам оружия: конструкции ударно-спускового механизма, весу, балансу, посадистости, качеству сборки узлов и деталей, отделке и т.п. И вообще, у меня выработалось отношение к оружию не только как к средству охоты, но как к произведению искусства, предмету культуры.
При определении класса оружия в расчёт, как известно, принимается совокупный критерий. При этом считается, что высококлассное ружьё должно обладать всем набором соответствующих показателей, без каких-либо скидок, даже самых незначительных. Так, то же ТОЗ-34, к примеру, независимо от того, серийного или штучного оно исполнения, не может претендовать на статус ружья высокого класса хотя бы потому, что в нём имеются следующие две конструктивные недоработки: на нижней плоскости рычага затвора предусмотрен нарушающий цельность (и, видимо, прочность) рычага пропил для "пропуска" указателя взвода курков при возврате рычага в исходное положение (после взвода курков); кнопка предохранителя смонтирована на колодке таким образом, что при отводе назад она накрывает выход снизу стяжного винта и может "наталкиваться" на этот винт при малейшем его выступе над поверхностью колодки (что нередко и происходит при подтягивании винта). К сожалению, при обсуждении в охотничьей периодике достоинств и недостатков этой модели на указанные "мелочи" внимания не обращалось.
Возвращаясь к мысли об отношении к ружью как произведению искусства, предмету культуры, подчеркну, что мне трудно понять тех охотников, которые не интересуются своими ружьями и мало знают о них. Приведу на этот счёт два примера. Один владелец ИЖ-58, человек, досконально разбирающийся в устройстве автомобиля, в течение нескольких лет не подозревал о существовании способа мягкого спуска курков с боевого взвода: всё это время при разряжении ружья он вхолостую щёлкал курками, рискуя разладить ударно-спусковой механизм. Другой мой знакомый, обладатель "зауэра", человек с высшим техническим образованием, не ведал о том, что длина патронников в его ружье не 70, а 65 мм, а когда я, после изучения ружья, сообщил ему об этом, он с подкупающей живостью возразил: "С чего, ты взял, ведь патроны-то входят в ружьё свободно" (имелись в виду патроны, снаряженные в бумажные или гильзы, с заделанными "звёздочкой" дульцами). В ответ на столь наивный довод я не удержался от иронии: "Святая простота!"
Настоящая информация об оружии и его возможностях - а она содержится в технической документации на оружие и в охотничьей литературе - нередко замещается в сознании некоторых охотников непроверенными, расхожими мнениями, а то и прямо всякого рода легендами и мифами. Так, видимо, ещё с той далёкой поры, когда появились первые дробовые ружья, в среде охотников живёт поверье о существовании "живящих" ружей, т.е. изначально не способных надёжно поражать дичь и оставляющих подранков. Компетентные разъяснения специалистов (журнал "Охота и охотничье хозяйство") не оставляют, казалось бы, камня на камне от этого мифа, тем не менее, он продолжает жить в "превращённой форме" (философское выражение - Ю.Т.) - как вера в существование ружей с особо резким боем. Выражение типа "ружьё обладает кучным и резким боем" можно встретить не только в разговорах рядовых охотников, но и в публикациях известных авторов. Но если кучность боя действительно в немалой степени определяется техническими характеристиками ружья, в частности, величиной чоковых сужений, то резкость боя при нормальных по длине стволах всецело зависит от употребляемых патронов (в том числе навесками в них пороха и дроби, типом и качеством применяемых пыжей и т.п.).
Довольно часто приходится сталкиваться ещё с одним проявлением поверхностного, непрофессионального подхода к оценке боевых качеств охотничьего оружия - по результатам выстрелов на запредельные дистанции. Помнится, ещё мальчишкой, стоя на тяге, я выстрелил в лёт метров на 60 крупной дробью (мелкой у меня вообще не было) в невесть откуда взявшегося тетерева. Пролетев после выстрела метров 80, птица упала замертво и стала моей добычей. По неопытности я всецело записал этот выстрел в актив своего ИЖ-5 (и, разумеется, в актив стрелка), но тем горше было признать впоследствии весьма ограниченные возможности "ижевки", обнаружившиеся в соревновании с высококлассным иностранным ружьём (о чём уже рассказал выше). Лет пятнадцать назад, на одной из осенних охот дядя Саша сбил влёт из ИЖ-26 на моих глазах очень далёкую тетёрку. Пока он ловил подранка, я измерил дистанцию выстрела - 88 шагов. Мы были к тому времени достаточно опытными и начитанными охотниками, и разногласий в оценке происшедшего у нас не возникло: чистая случайность, подарок судьбы, а вот в какой мере можно рассчитывать на подобного рода удачи - это особый вопрос, выходящий за рамки темы оружия.

Юрий Тундыков, МастерРужьё 7/2004г